Видоизмененный углерод - Страница 90

— А Ортега, значит, приняла версию о подставе, вступилась за Райкера, билась с УВБ до самого конца, а когда они все-таки проиграли… — Я кивнул, соглашаясь с собственными рассуждениями. — А когда они проиграли, стала выплачивать закладную за оболочку Райкера. И продолжила собирать доказательства, так?

— Опять попал в точку. Она уже подготовила ходатайство о пересмотре дела, но с момента вынесения приговора должно пройти не меньше двух лет до того, как диск поставят на вертушку. — Баутиста тяжело вздохнул. — А сейчас она места себе не находит.

Некоторое время мы сидели молча.

— Знаешь, — наконец сказал Баутиста, — я, пожалуй, пойду. Мне как-то не по себе разговаривать о Райкере, видя перед собой его лицо. Представляю, каково приходится Ортеге.

— Это лишь одна из сторон жизни в современную эпоху, — сказал я, опрокидывая стакан.

— Да, полагаю, ты прав. Наверное, ты думаешь, я уже должен был бы к этому привыкнуть. Половину своей жизни я провел, разговаривая с жертвами, носящими чужие лица. Я уж не говорю про преступников.

— А Райкера ты кем считаешь? Жертвой или преступником?

Баутиста нахмурился.

— Нельзя так ставить вопрос. Райкер — хороший полицейский, допустивший ошибку. Это не делает его преступником. Но и жертвой тоже не делает. Просто человек вляпался. Да я сам постоянно нахожусь в двух шагах от этого.

— Ты прав. Извини. — Я потер лицо. Посланник не должен допускать в разговоре такие оплошности. — Мне знакомо твое состояние. Знаешь, я что-то устал. Пожалуй, пойду спать. Если хочешь перед уходом пропустить ещё стаканчик — на здоровье. Я заплачу.

— Нет, спасибо. — Баутиста допил то, что у него оставалось. — Старинное правило полицейского. Никогда не пить в одиночку.

— В таком случае мне тоже надо стать полицейским. — Я встал, слегка покачиваясь. Каким бы заядлым курильщиком ни был Райкер, развозило его от пары рюмок. — Надеюсь, провожать тебя не надо.

— Не беспокойся. — Поднявшись из-за столика, Баутиста нетвердой походкой направился к выходу, но, сделав шагов пять, остановился и обернулся, сосредоточенно нахмурившись. — Ах да. Надеюсь, не надо говорить, что меня здесь никогда не было, так?

Я махнул рукой.

— Тебя здесь никогда не было.

Он довольно улыбнулся, и его лицо вдруг стало очень молодым.

— Точно. Отлично. Быть может, ещё как-нибудь увидимся.

— Увидимся.

Проводив Баутисту взглядом, я с сожалением позволил ледяному процессу контроля над собой, заложенному в чрезвычайных посланников, справиться с моими спутанными мыслями. Мгновенно протрезвев, что было совсем не радостно, я взял трубку с кристалликами, отнятую у Кертиса, и отправился побеседовать с «Хендриксом».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

— Тебе известно что-нибудь о синаморфестероне?

— Слышала о таком.

Ортега рассеянно ковыряла песок носком ботинка. Отлив начался совсем недавно, и наши следы тотчас же затягивало водой. Изогнутый плавной дугой берег выглядел пустым на всем протяжении. Мы с Ортегой были совсем одни, если не считать чаек, кружащихся геометрически правильными узорами высоко в небе.

— Ладно, поскольку нам все равно придется немного подождать, быть может, ты меня просветишь?

— Наркотик гарема.

Поймав мой недоуменный взгляд, Ортега нетерпеливо надула щеки. Она вела себя так, будто не выспалась.

— Я нездешний.

— Ты говорил, что бывал на Шарии.

— Да. В составе вооруженных сил. У нас не было времени на то, чтобы знакомиться с культурой и бытом местного населения. Мы были слишком заняты тем, что убивали людей.

Это была не совсем правда. После разорения Зихикка чрезвычайные посланники погрязли в рутине насаждения политического режима, лояльного Протекторату. Вылавливались смутьяны, выявлялись и сокрушались очаги сопротивления, выискивались коллаборационисты, готовые сотрудничать. В процессе этого мы многое узнали о местной культуре.

Я подал рапорт о досрочном переводе на другую планету.

Прикрыв глаза козырьком, Ортега осмотрела берег в обе стороны. Ничего движущегося. Она вздохнула.

— Этот препарат повышает мужскую реакцию. Влияет на агрессивность, потенцию, уверенность в себе. На чёрных рынках Ближнего Востока и Европы его называют «жеребцом», на юге — «торо». У нас эта дрянь встречается нечасто, здешний народ более разборчив. Чему я несказанно рада. Если судить по тому, что мне известно об этом препарате, очень мерзкая штуковина. Ты вчера на него наткнулся?

— В каком-то смысле.

Приблизительно то же самое я вытянул вчера вечером из базы данных «Хендрикса». Только Ортега выразилась более определенно, не нагружая меня химическими формулами. Поведение Кертиса можно было считать образцом воздействия препарата и побочных последствий.

— Предположим, мне захотелось попробовать эту дрянь, где я смогу её раздобыть? Я имею в виду, проще всего?

Пристально посмотрев на меня, Ортега вышла на более сухой песок.

— Как я уже говорила, у нас синаморфестерон встречается нечасто, — произнесла она в такт медленным шагам. — Придется поспрашивать. Найти человека, имеющего связи с Европой. Говорят, препарат можно получать синтетическим путем, но я точно не знаю. Однако, наверное, синтезированные гормоны получатся дороже тех, что привозят с юга.

Остановившись на гребне дюны, Ортега снова огляделась по сторонам.

— Чёрт побери, где же она?

— А может быть, она не придет, — угрюмо пробурчал я.

Этой ночью я тоже почти не спал. После ухода Родриго Баутисты я долго сидел, пытаясь сложить воедино отдельные элементы мозаики дела Банкрофта и борясь с желанием покурить. Мне показалось, не успела моя голова прикоснуться к подушке, как «Хендрикс» сообщил о звонке Ортеги. Это случилось до неприличия рано.