Видоизмененный углерод - Страница 80

Ортега провела меня по коридорам на мостик. По её словам, «Летучая рыбка» была списанным воздушным тральщиком, купленным впоследствии каким-то океанографическим институтом. Затем институт или закрылся, или переехал на новое место, его комплекс на набережной был разорен, но кому-то пришла в голову мысль переоборудовать «Летучую рыбку» под ресторан и подвесить её в воздухе в пятистах метрах над заброшенными зданиями института. Время от времени воздушное судно аккуратно опускалось на землю, чтобы исторгнуть из чрева насытившихся посетителей и взять новых. Длинная очередь желающих выстроилась вдоль двух стен ангара, но Ортега помахала полицейским значком, и когда бывший тральщик в очередной раз опустился в ангар через открытую крышу, мы поднялись на борт первыми.

Я уселся, подобрав под себя ноги, за столик, закрепленный на полу на металлической ножке. Мостик окружало слабое мерцание силового поля, поддерживающего температуру на терпимом уровне и укрощающего шквалистый ветер до приятного бриза. Стены вокруг, выложенные шестиугольными прозрачными плитками, открывали вид на раскинувшееся внизу море. Я неуютно поежился. От высоты у меня всегда кружилась голова.

— Его использовали для наблюдений за перемещениями китов, — заметила Ортега, указывая на корпус. — В те времена, когда подобные учреждения ещё не могли позволить себе спутники. Разумеется, после Дня понимания всем сразу же захотелось говорить с китами. Представляешь, киты рассказали о марсианах больше, чем четыреста лет раскопок на Марсе. Господи, киты помнят, как те высадились на Землю! Так называемая «видовая память».

Ортега помолчала.

— Я родилась в День понимания, — вдруг ни с того ни с сего сказала она.

— Правда?

— Да. Девятого января. Меня назвали Кристиной в честь ученой из Австралии, специалиста по китам, работавшей в составе группы переводчиков.

— Здорово.

И вдруг до Ортеги дошло, с кем она разговаривает. Она небрежно пожала плечами.

— В детстве на такие вещи смотришь по-другому. Если честно, я хотела, чтобы меня назвали Марией.

— Часто сюда заглядываешь?

— Не очень. Но я решила: выходцу с Харлана тут понравится.

— Ты не ошиблась.

Подошедший официант голографическим фонариком высветил над столиком меню. Быстро пробежав взглядом перечень блюд, я выбрал наугад что-то вегетарианское.

— Ты не разочаруешься, — одобрила мой выбор Ортега. Она повернулась к официанту: — Мне того же самого. И сок. А что будешь пить?

— Воду.

Выбранные нами блюда на мгновение вспыхнули розовым цветом, и меню исчезло. Ловким движением убрав голографический фонарик в нагрудный карман, официант удалился. Ортега огляделась вокруг, ища нейтральную тему для разговора.

— Значит, у вас… м-мм… на Миллспорте есть подобные заведения?

— Да, но только на земле. С летательными аппаратами у нас негусто.

— Вот как? — Она вежливо подняла бровь. — Миллспорт это ведь архипелаг, разве не так? Я полагала, без воздушных кораблей…

— Очевидное решение проблемы недостатка недвижимости? Конечно, в этом что-то есть, но, по-моему, ты кое-что забыла. — Я многозначительно поднял взгляд вверх. — Мы не одни.

Ортега поняла.

— Орбитальные станции? Они враждебно настроены?

— Хм… Скажем так: они капризные. Сбивают любой летательный аппарат больше вертолета. А поскольку никому не удалось не то что забраться внутрь, но даже приблизиться к ним, нет и возможности узнать, какие параметры в них запрограммированы. Так что мы предпочитаем не рисковать и без особой необходимости в воздух не поднимаемся.

— Это значительно усложняет межпланетные перелеты.

Я кивнул.

— Ну да. Вот только межпланетных перелетов как таковых у нас нет. Других обитаемых планет в системе не существует, а мы ещё слишком поглощены изучением своего мира, чтобы заниматься освоением соседних. Правда, есть разведывательные зонды и обслуживающие челноки, летающие к орбитальным платформам. На них занимаются добычей редких элементов. К вечеру появляются два окна для запуска на экваторе, а на рассвете одна щель в районе полюса. Судя по всему, несколько станций сошли с орбиты и сгорели в атмосфере. Вот и образовались дыры. — Я помолчал. — А может быть, их кто-то сбил.

— Кто-то? Ты хочешь сказать, не марсиане?

Я развел руками.

— А почему бы и нет? Все найденное на Марсе или разрушено до основания, или погребёно под землей. Или так искусно замаскировано, что мы десятилетиями смотрели на это, прежде чем осознали, что находится у нас перед глазами. То же самое можно сказать и про большинство заселенных миров. Все свидетельствует о том, что там имел место какой-то конфликт.

— Но археологи утверждают, что это была гражданская война или колониальный захват.

— Да, верно. — Сложив руки на груди, я сел на место. — Археологи говорят то, что им приказывает Протекторат. В настоящий момент считается модным оплакивать трагедию марсианской цивилизации, развалившейся на части, скатившейся в варварство и полностью вымершей. Многозначительное предостережение наследникам. Ради блага всей цивилизации не выступай против своих правителей.

Ортега беспокойно оглянулась по сторонам. Разговоры за соседними столиками затихли. Я продемонстрировал посетителям лучезарную улыбку.

— Ты ничего не имеешь против, если мы сменим тему разговора? — неуютно спросила Ортега.

— Абсолютно ничего. Расскажи мне о Райкере.

Дискомфорт растворился в ледяном отчуждении. Положив руки на стол ладонями вниз, Ортега уставилась на них.

— Нет, лучше не надо, — помолчав, сказала она.