Видоизмененный углерод - Страница 95

— Да, они были какие-то заторможенные, так?

Я почувствовал, что на моих губах заиграла призрачная усмешка.

— В общем-то да. Но, по-моему, тот, кто их нанимал, и не надеялся, что они нас прикончат.

— Им предстояло отвлекать наше внимание, пока твой приятель не взорвется, да?

— Что-то в таком духе.

— Насколько я поняла, детонатор был подключен к системе слежения за жизненными функциями организма. Ты кончаешь этого типа, а он — бух! — забирает тебя с собой. И меня тоже. А также эту дешевку, подручных.

— А заодно разносит на куски свою оболочку и память полушарий, — кивнув, подтвердил я. — Очень аккуратно, ты не согласна?

— Так в чем же был сбой?

Я рассеянно почесал шрам над глазом.

— Синтетик меня переоценил. Он рассчитывал, что я убью его первым же выстрелом, однако я промахнулся. Вероятно, после этого он расправился бы с собой сам, но я, пытаясь остановить пистолет-пулемет, изувечил ему правую руку. — Я снова отчётливо увидел, как оружие вываливается из раздробленных пальцев и с грохотом падает на пол. — И он уже не смог дотянуться до оружия. Наверное, лежал на полу, стараясь усилием воли заставить себя умереть, и тут услышал, что мы уходим. Интересно, какой конструкции у него была оболочка?

— Надеюсь, от неё что-нибудь сохранилось для наших экспертов, — весело заявила Ортега.

— Тебе же известно, кто это был, разве не так?

— Он назвал тебя Ковачем…

— Это был Кадмин.

Наступила короткая пауза. Я смотрел на дым, кружащийся над разрушенным куполом. Ортега медленно сделала вдох и выдох.

— Кадмин на хранении.

— Уже нет. — Я искоса взглянул на неё. — Угостишь сигаретой?

Она молча протянула пачку. Я вытряс одну сигарету, засунул её в уголок губ, прикоснулся к кончику зажигательной полоской и сделал глубокую затяжку. Движения слились вместе, условный рефлекс подпрограммы удовлетворения потребности. Мне не пришлось подключать сознание. Табачный дым проник в легкие ароматом духов любимой женщины.

— Он меня знал. — Я выпустил дым. — И он знал историю про куэллистку. «Хватит, мать вашу», — это фраза, произнесенная повстанкой-куэллисткой Ифигенией Деми, когда её допрашивали с пристрастием во время беспорядков на Харлане. Иффи была напичкана взрывчаткой и разнесла целое здание. Это тебе ничего не напоминает? Ну а теперь скажи, кто из наших знакомых сыплет цитатами Куэлл не хуже уроженца Миллспорта?

— Он же на храпении, Ковач, мать твою! Извлечь память полушарий с хранения невозможно без…

— Без участия искусственного интеллекта. А вот с ИскИном такое возможно. И мне приходилось видеть это на практике. Центральное командование проделывало подобные штучки с нашими военнопленными на Адорасьоне. — Я щелкнул пальцами. — Вот так, раз и готово.

— Так просто? — насмешливо спросила Ортега.

Я пропустил её слова мимо ушей, втягивая дым в лёгкие.

— Помнишь, когда мы находились с Кадминым в виртуальности, на небе мелькнуло что-то вроде молнии?

— Я ничего не заметила. Хотя нет, погоди, теперь вспоминаю. Я решила, что это сбой.

— Нет, не сбой. Молния прикоснулась к Кадмину. Отразилась на столе. После этого Кадмии пообещал меня убить. — Повернувшись к Ортеге, я слабо улыбнулся. Воспоминание о виртуальном разговоре с Кадминым было жутко отчётливым. — Не хочешь послушать настоящую легенду первого поколения обитателей Харлана? Сказку из другого мира?

— Ковач, даже если использовать ИскИн, все равно потребуется…

— Хочешь?

Пожав плечами, Ортега поморщилась и, наконец, кивнула.

— Валяй. Только сначала верни сигареты.

Бросив ей пачку, я подождал, пока она закурит.

Ортега выпустила струйку дыма.

— Ну хорошо, давай.

— Итак, слушай. Город, в котором я родился, Ньюпест, когда-то был центром текстильной промышленности. На Харлане есть такое растение, называется белла, растёт в море и на берегу. Если его высушить и обработать химическими реактивами, получится что-то вроде хлопка. В эпоху заселения Ньюпест стал беллахлопковой столицей Харлана. Условия труда на текстильных фабриках были плохими ещё тогда, а после того, как куэллисты перевернули все вверх ногами, они стали ещё хуже. Беллахлопковая промышленность пришла в упадок, началась массовая безработица, народ обнищал, а повстанцы не могли ничего с этим поделать. В конце концов они ведь были революционерами, мать их, а не экономистами.

— Та же самая старая песня, да?

— В общем, мотивчик знакомый. И тогда в трущобах, где жили рабочие текстильных фабрик, начали происходить жуткие вещи. Что-то вроде «Разбушевавшихся духов» и «Каннибалов с Китано-стрит».

Затянувшись, Ортега выразительно кивнула.

— Очаровательно.

— Что ж, таковы неизбежные последствия тяжелых времен. А я хочу рассказать тебе историю Безумной Людмилы. У нас ею пугают детей, заставляя выполнять домашние дела и возвращаться домой с наступлением темноты. У Безумной Людмилы была небольшая беллахлопковая фабрика и трое детей, не желавших ей помогать. Всю ночь напролет они бегали по городу, играя в прятки, а потом днем отсыпались. И вот, как гласит легенда, однажды у Людмилы помутился рассудок.

— Так, значит, она не была сумасшедшей?

— Нет, просто постоянно жила в стрессе.

— Но ты назвал её Безумной Людмилой.

— Так называется легенда.

— Однако если она не была сумасшедшей с самого начала…

— Ты хочешь слушать дальше или нет?

Уголки губ Ортеги дернулись. Она махнула мне сигаретой.

— Продолжаю рассказ. Итак, однажды вечером, когда дети как всегда собрались уходить из дома, Людмила подсыпала что-то им в кофе. После того как они лишились возможности двигаться, — но, подчеркиваю, остались в сознании, — мать отвезла их на Митчемс-Пойнт и одного за другим бросила в мусорные баки. Говорят, крики были слышны на той стороне болота.