Продолжив обыск, я обнаружил средство доставки: крошечный пистолет со скользящим патронником и электромагнитной катушкой. Кристаллы насыпаются в патронник, электромагнитное поле воздействует на них, ускоритель выплевывает из дула со скоростью, достаточной для проникновения сквозь кожу. Очень похоже на осколочный пистолет Сары. Просто и надежно; недаром медики предпочитают подобные устройства гипноспрею.
Подняв Кертиса на ноги, я отстранил его от себя. С трудом держась на ногах, он зажал ладонью окровавленный нос, сверля меня глазами.
— Хочешь запрокинуть голову назад, чтобы остановить кровь? — спросил я. — Валяй. Я не собираюсь больше тебя бить.
— Ублюдок, бать твою!
Я показал кристаллы и пистолет.
— Где ты это достал?
— Пососи свой член, Ковач! — Помимо воли Кертис все же закинул голову назад, пытаясь при этом смотреть на меня. Его глаза вращались в орбитах, словно у объятой паникой лошади. — Я тебе дичего де скажу, твою бать, долбаддый ублюдок!
— Что ж, с разбитым носом тебе действительно говорить трудно. — Положив препараты на стойку, я окинул его мрачным взглядом. — В таком случае позволь кое-что сказать тебе. Знаешь, что происходит, когда из человека готовят чрезвычайного посланника? В его психике выжигают все инстинкты неприятия насилия, развившиеся в процессе эволюции: опознание сигнала покорности, преданность стае. Это происходит постепенно, нейрон за нейроном; а на замену приходит сознательное желание причинять боль.
Кертис молча смотрел мне в глаза.
— Ты не понимаешь? Мне было бы гораздо проще убить тебя прямо сейчас. Гораздо проще. Я вынужден был сделать над собой усилие, чтобы остановиться. Вот что такое чрезвычайный посланник, Кертис. Человеческое существо, разобранное до винтика и собранное заново. Орудие.
Молчание затягивалось. Не было никакой надежды определить, понимает ли Кертис то, что я говорю. Вернувшись на полтора столетия назад, в Ньюпест, к молодому Такеси Ковачу, я понял, что вряд ли. В возрасте Кертиса все это похоже на воплощение мечты о силе.
Я пожал плечами.
— На тот случай, если ты ещё не догадался, мой ответ на вопрос дамы — нет. Меня это не интересует. Ну вот, это должно тебя несказанно обрадовать, а ты всего лишь заплатил расквашенным носом за то, чтобы узнать ответ. А если бы ты не загрузился по самые уши, обошлось бы и без этого. Передай даме большое спасибо за предложение, я его по достоинству оценил, но здесь происходит слишком много интересного, чтобы я ушел просто так. Передай ей, я начинаю получать удовольствие от происходящего.
От дверей бара донеслось тихое покашливание. Обернувшись, я увидел на лестнице мужчину в костюме и с ярко-красным ирокезом на голове.
— Я не помешал? — поинтересовался полицейский. Он говорил неторопливо и спокойно. Не то что те тяжеловесы с Фелл-стрит. Я взял стакан со стойки.
— Нисколько, офицер. Проходите, присоединяйтесь к нам. Что будете пить?
— Чистый ром, — сказал полицейский, приближаясь. — Если он здесь есть. Маленькую рюмку.
Я поднял палец к лицу-циферблату. Бармен достал откуда-то маленький стаканчик и наполнил его сочной красной жидкостью. С любопытством взглянув на Кертиса, полицейский подошел к стойке и протянул длинную руку за стаканчиком.
— Благодарю. — Пригубив напиток, он одобрительно склонил голову набок. — Неплохо. Мне бы хотелось поговорить с вами, Ковач. Наедине.
Мы оба посмотрели на Кертиса. Водитель бросил на меня взгляд, полный ненависти, но появление постороннего загасило боевой задор. Полицейский кивнул в сторону выхода. Кертис направился к лестнице, зажимая разбитый нос. Проводив его взглядом, полицейский снова повернулся ко мне.
— Ваших рук дело? — рассеянно поинтересовался он. Я кивнул.
— Он начал первым. Слово за слово, и вот пришлось применить силу. Бедолага полагал, что вступился за женщину.
— Что ж, я рад, что он не вступился за меня.
— Как я уже сказал, пришлось применить силу, и, возможно, я чуточку перестарался.
— Чёрт побери, можете не оправдываться.
Оперевшись о стойку, полицейский огляделся вокруг с неподдельным любопытством. Наконец я вспомнил, где видел его лицо. Тюрьма Бей-Сити. Тот, кто показал мне значок, словно боясь его испачкать.
— Если парень чувствует себя обиженным, пусть подает заявление, и мы снова заглянем в память отеля.
— Значит, у вас есть ордер, да? — Я постарался придать вопросу небрежное равнодушие, которого на самом деле не испытывал.
— Можно сказать, есть. Правда, с прокуратурой всегда приходится повозиться. Ох уж эти ИскИны, мать их! Послушайте, я хочу извиниться за Мерсера и Дэвидсона, за то, как они действовали в управлении. Порой эти двое совсем теряют голову, но по сути своей ребята они неплохие.
Я махнул рукой, сжимающей стакан.
— Забудем.
— Вот и отлично. Меня зовут Родриго Баутиста, я сержант следственного отдела. В основном работаю в паре с Ортегой. — Осушив стаканчик, полицейский улыбнулся. — Должен подчеркнуть, наша связь чисто служебная.
— Замечание принято. — Я подал автобармену знак, прося повторить. — Ответьте на один вопрос: вы что, ходите к одному парикмахеру, или же одинаковые прически служат для упрочнения командного духа?
— Мы ходим к одному и тому же парикмахеру, — виновато пожал плечами Баутиста. — К старику на Фултоне. Судя по всему, когда его отправляли на хранение, «ирокезы» были последним писком моды. Никаких других причесок он делать не умеет. Но старик милый и берет недорого. Несколько лет назад кто-то из нас впервые заглянул к нему, а теперь мы ходим все, и он делает существенную скидку. Да вы и сами знаете, как это бывает.