Видоизмененный углерод - Страница 168

168

— Пошел к чертовой…

Я что есть силы потянул за волосы, и Кертис взвыл.

— Кертис, если ты пойдешь следом за мной, я сделаю тебе больно. Очень больно. Ты понял? Сегодня у меня нет настроения терпеть выходки такого пустобреха, как ты.

— Оставьте его в покое, мистер Ковач. Неужели вам никогда не было девятнадцать лет?

Оглянувшись, я увидел Мириам Банкрофт, стоящую, засунув руки в карманы свободного костюма песочного цвета. Судя по всему, костюм был сшит по моде гаремов Шарии. Её длинные волосы перехватывал коричнево-желтый платок, а глаза блестели в лучах солнца. Внезапно мне вспомнилось то, что сказала Ортега о «Накамуре»: «Её лицо и тело использовали для рекламы продукции». Теперь я это видел: небрежная поза манекенщицы, демонстрирующей модную оболочку.

Отпустив волосы Кертиса, я отошел в сторону, давая ему возможность подняться с земли.

— Таким глупым я не был ни в каком возрасте, — покривив душой, сказал я. — Будет лучше, если вы попросите его успокоиться. И будем надеяться, вас он послушается.

— Кертис, ступай, подожди меня в лимузине. Я долго не задержусь.

— И вы позволите ему…

— Кертис!

В голосе Мириам Банкрофт прозвучало высокомерное удивление. Словно произошла какая-то ошибка, словно ничего подобного она от Кертиса не ожидала. Правильно истолковав её тон, Кертис вспыхнул и, прихрамывая, удалился с навернувшимися на глаза слезами ужаса. Я проводил его взглядом, так и не в силах решить — не нужно ли было врезать ему ещё раз. Должно быть, Мириам Банкрофт прочла эту мысль по моему лицу.

— Кажется, даже ваш неуемный аппетит к насилию должен быть удовлетворен к настоящему времени, — тихо промолвила она. — Или вы ищете новые цели?

— Кто сказал, что я ищу цели?

— Вы сами.

Я быстро посмотрел на неё.

— Я этого не помню.

— Как удобно.

— Нет, вы не поняли. — Я поднял руки вверх. — Я действительно ничего не помню. Все, что было у нас с вами, исчезло. У меня больше нет этих воспоминаний. Их стерли.

Мириам Банкрофт вздрогнула, словно от пощечины.

— Но ведь вы… — запинаясь, произнесла она. — Я полагала… Вы выглядите…

— Так же, как и тогда. — Я окинул взглядом оболочку Райкера. — Ну, когда моё второе тело выловили из моря, оно оказалось почти полностью разрушено. У меня не было другого выхода. А следователи ООН отказались разрешить ещё одно раздвоение оболочек. Впрочем, я их особенно и не виню. Будет непросто оправдать и предыдущий случай.

— Но как вы…

— Решили? — Без воодушевления усмехнулся я. — А может быть, нам лучше пройти в дом и поговорить там?

Мириам Банкрофт снова провела меня в оранжерею. На украшенном орнаментом столике под шпалерами с мученическим сорняком стояли кувшин и фужеры на высоких ножках. Кувшин был наполнен жидкостью цвета заходящего солнца. Не сказав ни слова, даже не обменявшись взглядами, мы уселись друг напротив друга. Она наполнила себе фужер, не предлагая мне, — ничего не значащая мелочь, сообщившая целые тома о том, что произошло между Мириам Банкрофт и моим другим «я».

— Боюсь, у меня совсем нет времени, — рассеянно заметила она. — Как я уже объяснила вам по телефону, Лоренс попросил немедленно приехать в Нью-Йорк. Если честно, когда вы позвонили, я уже собиралась в аэропорт.

Я молчал, дожидаясь, когда Мириам Банкрофт закончит наполнять фужер. Затем я пододвинул свой. Это движение было неверным до мозга костей, и от Мириам не укрылась моя неловкость. Наконец до неё начала доходить правда.

— О, я…

— Не берите в голову. — Откинувшись назад, я пригубил напиток. Сквозь приятный вкус пробивалась терпкая горечь. — Вы хотите знать, как мы решили? Бросили жребий. «Камень, ножницы, бумага». Естественно, перед этим мы несколько часов беседовали друг с другом. Нас поместили в виртуальный форум в Нью-Йорке, очень высокоскоростной. Мы принимали решение вдали от посторонних глаз. Ради героев дня можно не поскупиться на затраты.

Почувствовав, как в мой голос прокрадывается горечь, я вынужден был остановиться, чтобы справиться с ней. Пришлось сделать изрядный глоток напитка.

— Как я уже сказал, мы долго беседовали. Очень долго. Обсудили множество различных способов сделать выбор, среди которых, вероятно, были и практически осуществимые. Но в конце концов вернулись к тому, с чего начали. «Камень, ножницы, бумага». Серия из пяти попыток. А почему бы и нет?

Я пожал плечами, но у меня получился совсем не тот небрежный жест, на который я рассчитывал. Мне до сих пор не удавалось стряхнуть с себя леденящий холод, наползавший каждый раз, когда я вспоминал об этой игре. Я пытался пересмотреть решение, хотя тогда на карту было поставлено моё существование. Серия из пяти попыток, и перед последней счет был равным. Сердце колотилось словно дешевый ритм в «Закутке Джерри», и голова кружилась от прилива адреналина. Казалось, даже столкновение с Кавахарой далось мне легче.

Последний кон он проиграл — его «камень» против моей «бумаги». Мы долго молча смотрели на наши вытянутые руки. Затем он встал и, слабо усмехнувшись, приставил к виску сложенные пистолетом указательный и большой пальцы — что-то среднее между воинской честью и пародией на самоубийство.

— Передать что-нибудь Джимми, если я с ним встречусь?

Я молча покачал головой.

— Что ж, желаю пожить в свое удовольствие, — сказал он и ушел из залитой солнцем комнаты, закрыв за собой дверь.

Какая-то частица в моем сознании до сих пор вопила, что он поддался в последней игре.

На следующий день меня снова загрузили в эту оболочку.

Я поднял взгляд.

168