— Да. И не один.
Гарантированное бессмертие. Какое-то время я молчал, размышляя, как к этому относиться.
— Наверное, это очень дорого, — наконец заметил я.
— Вовсе нет. Центр хранения принадлежит мне.
— О…
— Так что, Ковач, как видите, ни я, ни моя жена не могли нажать спусковой крючок бластера. Нам обоим известно: чтобы меня убить, этого недостаточно. Каким бы невероятным это ни казалось, убийство должен был совершить кто-то посторонний. Не знающий о внешнем носителе.
Я кивнул.
— Хорошо, а кто ещё о нем знает? Давайте сузим круг.
— Помимо моей семьи? — Банкрофт пожал плечами. — Мой адвокат, Оуму Прескотт. Ещё два-три юриста, её помощники. Директор центра хранения психической информации. Наверное, это всё.
— Однако, — сказал я, — самоубийство — поступок не для нормального человека.
— Именно так и сказала полиция. Этим же утверждением она попыталась объяснить остальные мелкие неувязки в своей теории.
— Какие, например?
Вот о чём хотел рассказать мне Банкрофт. Слова хлынули потоком.
— Например, то, что я предпочёл пройти последние два километра до дома пешком, проник незамеченным на территорию, а перед тем, как покончить с собой, подстроил свои внутренние часы.
Я недоуменно заморгал.
— Прошу прощения?
— Полиция обнаружила следы приземления воздушного транспорта на поляне в двух километрах от наружного ограждения виллы, за пределами действия системы охранного наблюдения. И, кстати, именно в этот момент наверху не было спутника слежения.
— Полиция проверила такси?
Банкрофт кивнул.
— Проверила, только толку от этого немного. Законы Западного побережья не требуют от компаний, занимающихся пассажирскими перевозками, хранить данные о местонахождении машин в каждый момент времени. Разумеется, солидные фирмы регистрируют передвижения своих флотилий, но есть и те, кто этого не делает. Наоборот, кое-кто так даже завлекает клиентов. Делает упор на конфиденциальность услуг. — По лицу Банкрофта пробежала мимолетная тень. — В некоторых случаях и для некоторых клиентов это является большим преимуществом.
— Вам в прошлом приходилось пользоваться услугами подобных фирм?
— Да, время от времени.
Следующий по логике вещей вопрос повис в воздухе. Я не стал озвучивать его вслух, дожидаясь, когда Банкрофт сам ответит. Если он не собирался делиться со мной причинами, побуждающими его пользоваться конфиденциальным транспортом, то и я не буду давить — до тех пор, пока не обозначу ещё кое-какие вехи. Наконец Банкрофт кашлянул.
— В любом случае есть основания считать, что данный транспорт не относился к такси. Как сказала полиция, рисунок следов на земле характерен для более крупного транспортного средства.
— Все зависит от того, на какой скорости совершено приземление.
— Знаю. В любом случае от места приземления ведут мои следы, и, насколько я понял, состояние обуви соответствует пути в два километра, пройденному по пересеченной местности. И, наконец, ночью, когда меня убили, в три часа с небольшим из этой комнаты был сделан телефонный звонок. Проверка времени. Не было сказано ни одного слова. Просто дыхание в трубке.
— И полиции это тоже известно?
— Естественно.
— И как там это объясняют?
Банкрофт едва заметно усмехнулся.
— Никак. По мнению полицейских, пешая прогулка в одиночестве под дождём вполне соответствует духу самоубийства. Никому не показалось странным, что человек, перед тем как размозжить себе голову, сверяет внутреннюю микросхему времени. Как вы сами сказали, самоубийство нельзя считать нормальным поступком. В истории масса подобных случаев. Похоже, на свете полно недоумков, налагающих на себя руки и просыпающихся на следующий день в новой оболочке. Мне это долю и пространно объясняли. Эти люди забывают о том, что содержимое памяти больших полушарий можно считать. Или же в момент самоубийства это обстоятельство кажется им несущественным. Наша любимая система здравоохранения возвращает их к жизни, невзирая на предсмертные записки и просьбы. По-моему, это вопиющее нарушение прав личности. У вас на Харлане такие же порядки?
Я пожал плечами.
— Более или менее. Если просьба нотариально оформлена, самоубийц не оживляют. В противном случае неоказание медицинской помощи считается уголовно наказуемым преступлением.
— Полагаю, это разумная предосторожность.
— Да. Она не дает убийцам выдавать дело своих рук за самоубийство.
Облокотившись на ограждение, Банкрофт посмотрел мне прямо в глаза.
— Мистер Ковач, мне триста пятьдесят семь лет от роду. Я пережил войну корпораций, последовавшее затем крушение моих промышленных и торговых интересов, настоящую смерть двоих сыновей и, по крайней мере, три крупных экономических кризиса. Но я до сих пор здесь. Я не тот человек, который будет лишать себя жизни. Однако если бы я решился на такое, то не допустил бы подобных глупых ошибок. Если бы я вознамерился умереть, вы бы сейчас со мной не разговаривали. Это понятно?
Я выдержал взгляд его жёстких чёрных глаз.
— Да. Понятно.
— Хорошо. — Он отвернулся. — Продолжим?
— Мы говорили о полиции. Она вас не слишком-то жалует, так?
Банкрофт улыбнулся, но в его улыбке не было веселья.
— У меня с полицией проблемы перспективы.
— Перспективы?
— Именно. — Банкрофт направился к двери. — Пойдемте, я вам покажу, что имел в виду.
Проходя следом за ним, я задел рукой телескоп, развернув его вверх. Шок загрузки требовал выхода. Двигатель позиционирования телескопа, недовольно взвизгнув, вернул оптический прибор в исходное положение, нацелив на горизонт. На старинном цифровом дисплее замигали значения угла возвышения и фокусировки. Я задержался, наблюдая за тем, как телескоп восстанавливает настройку. Клавиатуру покрывал многолетний слой пыли.